Все новое - это хорошо забытое старое.

      Сегодня очень хотелось бы вспомнить то время, когда мы выписывали и читали журналы. Проблемы взаимоотношений отцов и детей - вечные. И говорили о них всегда.  И когда-то не было Интернета, форумов, блогов и сайтов, где помощь могли бы оказать сразу, где на все вопросы в считанные секунды мы могли получить ответы.  Наверное, именно поэтому рассказы, очерки, заметки, написанные в журналах, так точно попадали в сердце, так прочно оседали в памяти. Ты не мог сохранить их на флеш-карту или жесткий диск, но ты всегда мог ПЕРЕчитать, и прочувствовать заново. Вашему вниманию мы предлагаем рассказ "Смеяться и свистеть", автор которого Юрий Ничипоренко. Очень хочется узнать ваше мнение.

 Мы с отцом за все время дважды имели серьезный разговор.

Первый раз – мы лежали в большой ванне – я был тогда мелким – не больше его ноги… не торопясь, он говорил

- Соседи мне сообщили, что ты…

Я думаю ему было очень неудобно - так осторожно он подбирался к скользкой теме: «Сексуальное воспитание малолетних»

- А что такого? Кто тебе сказал? Ну и что? А почему нельзя? Я мог вполне задать ему эти вопросы. И вряд ли бы он ответил. Интересно, как бы он выкручивался. Но я молчал. Я был глубоко оскорблен. Речь шла о наших танцах голышом, которые мы с друзьями устраивали в нашем пустом гараже, - но все это не представлялось мне настолько важным, чтобы заслуживать специального разговора с отцом. Может, конечно, кому-то это занятие покажется неприличным – однако мы никого не заставляли смотреть на наши пляски или против воли участвовать в них!

И еще – это же так здорово! И так просто -  стоит только сбросить одежду и все становится необычным – пустой, гулкий гараж, прошитый тонкими нитями света…. Лучи просачиваются через щели в двери, попадают на кожу, подсвечивают ее – словно маленькие огни образуют татуировку из ярких точек, линий, полос…

Я молчу, разглядываю протянутые под водой ноги, смиренно слушаю.

Ох, отец, надолго ты закладываешь урок в ребенка – когда я стану отцом, остерегусь вести такие разговоры с сыном!

Что означает все это? Что ты - заодно с ними, с соседями, а не со мной.

Все осторожнее говорит отец –все тяжелее мне его слушать. Плохо его дело.

На его месте я сказал бы так.

- Слушай, сын, тут соседи про тебя что-то говорят. Мне недосуг разбирать их болтовню, но знай – кто-то на тебя донес. Что ты там делаешь – твое дело. Не приглашаешь меня – я не обижаюсь. Может, ты готовишься к ответственному выступлению перед публикой и держишь в тайне свои сюрпризы…. Ну вот и все, что я хотел тебе сказать. А теперь, сынок, потри мне, пожалуйста, спину.

Но тогда…. Мой отец попал под плохое влияние. Может быть, в этот момент наши пути с ним разошлись…

Несколько лет спустя был второй разговор. Повод – грохот во дворе: пальба из самопала, взрывпакеты…

Разговор был покруче.

Но и я уже закалился к тому времени – собственно этот второй разговор поставил все точки над «и» - отец мой попал в плохую компанию и катился вниз. Я уже ничего не мог для него сделать.

Он сидел на скамейке во дворе. Я стоял перед ним, склонив голову.

- Соседи говорят, что…

Опять эти треклятые соседи! Посмотри на них, с кем ты якшаешься – это злобные бездельные пенсионеры – они же тебя первым предадут! – Все эти мысли я деликатно промолчал.

- Жизнь во дворе стала невыносимой…

Еще бы, когда я вижу эти рожи, у меня мороз пробегает по коже. Как их земля-то еще носит!

- Ты затерроризировал всех…

Неправда! Папа, я всегда считал, что ты слишком много читаешь газет и смотришь телевизор. Это вредно. Какой же я террорист? Я не стреляю в людей, а взрываю осторожно и только для удовольствия. Если мои взрывы кому-то мешают, пусть купят себе беруши или выделят мне специальное время для испытания новых смесей – мы с друзьями ведем исследовательскую работу, хотим запустить ракету – это мирные инициативы…

- Если ты не прекратишь…. Ты почему улыбаешься? А ну, становись на колени и говори сейчас же «я не буду взрывать»….

- Папа, одумайся! Неужели ты не понимаешь, что это насилие! Да это ты – экстремист! Ты хватаешь меня за ухо, ты нарушаешь неприкосновенность личности… Папа, на кого ты поднял руку – это же я, плоть от плоти твоей….

Вспомни свое детство – разве ты не стрелял, не взрывал?

Папа, куда ты катишься? Ведь совсем недавно ты был свой, а теперь – чужой…

- Да, не буду, не буду, - говорю я наконец желаемую тобой, вырванную силой ложь….

Тебе нужна эта жалкая показуха – ты добьешься того, что я уйду в подполье и буду делать опыты не в благоустроенном гараже, а в темном грязном подвале. Ты подвергаешь мою жизнь риску – и все ради них….

Папа, папа…. Ведь все равно они не будут любить тебя – а теперь и я не буду любить – а только жалеть, следить за тобой и сокрушаться…

И когда я уеду и ты останешься один, тебе станет плохо – они набросятся на тебя – своими доносами в милицию, исполком, прокуратуру: «Почему он не такой, как все? Почему у него нет машины, а есть гараж? Этот гараж мешает нам развешивать белье». И придут рабочие с ломами, и разберут наш гараж, и разрушится наш двор, станет проходным… А соседи попрячутся в свои квартиры, будут сидеть там, смотреть из окон – и злиться, цепенеть и дохнуть – как мухи за стеклом.

Ведь они ненавидят тебя – неужели ты этого не понял – жуткой ненавистью нелюдей, не имеющих ничего за душой, да и душ не имеющих тоже – ведь душа – это талант.

Помнишь, как ты сделал мне свистульку? Вырезал цилиндрик из зеленой ветки вербы, ловко снял ножом кожу и открыл белую скользкую мякоть дерева. Проделал в ней желобок – и опять одел кожу на цилиндрик, подрезал его быстро – чик-чик – и получился раскрытый ротик. Дунул в щелку и заиграл… сок горький на губах, оно свистит и плачет – дерево живое. А под кожурою дерево голое, как мы в ванне, помнишь?

И опять мне приходится тебя простить. В кого же ты у меня такой – наивный непутевый? Ведь объединись мы тогда, в самом начале – и мы победили бы их! О, как они этого боялись, как завидовали нам с тобой: вот идут отец с сыном, взрослые, смеются и свистят…. И сын чуть выше сапога – да отец его не даст в обиду. И сам не обидит, а все остальное ерунда!

Па, ты же сам научил меня свистеть!